Гийом Аполлинер - Мост Мирабо [билингва]
Жан Кокто, пришедший в тот день проститься с другом, впоследствии записал: «Красота его была столь лучезарна, что казалось, мы видим молодого Вергилия. Смерть в одеянии Данте увела его за руку, как ребенка». Если вспомнить, что именно Вергилий был певцом страстной любви, в которую безжалостно вторгалась современная ему жизнь с ее авантюрами и войнами, то эта метафора окажется не случайной и перекличка титанов, как и случается в культуре, обретет весомый и закономерный смысл.
* * *Попытка представить лирику Гийома Аполлинера в двуязычном издании предпринимается, насколько нам известно, впервые. Попытка эта в определенном смысле рискованная, поскольку стихи Аполлинера далеко не всегда подходят для прямого адекватного перевода и нередко требуют особых решений — в языке и в подтексте, учитывая возможные реминисценции и поэтические аллюзии. Стихи Аполлинера открыты разным истолкованиям и прочтениям — в этом их сложность, в этом их притягательность для переводчика.
По-русски Аполлинер звучит уже почти семь десятилетий, начиная с блистательных переводов Бенедикта Лившица; в разное время к лирике французского поэта обращались П. Антокольский и М. Ваксмахер, Э. Линецкая и Ю. Корнеев, М. Кудинов и Г. Русаков, А. Гелескул и Б. Дубин, И.Кузнецова и Н. Стрижевская… Переводчик настоящей книги признателен их работе и опыту, благодаря которым безусловно существует такое понятие, как «русский Аполлинер».
Здесь, в этой книге, читатель не найдет многих известных стихов Аполлинера, и это понятно: любому переводчику свойственно переводить прежде всего то, что его роднит с иноязычным поэтом. В настоящем издании больше представлен тот Аполлинер, который стал завершителем классического периода французской поэзии; певец «нового лирического сознания» должен стать достоянием будущей билингвы.
Тем более что двуязычные издания поэзии уже прочно вошли в наш литературный обиход, — основу этому положила вышедшая в 1969 году на французском и русском языках антология «Французские стихи в переводе русских поэтов XIX–XX вв.», составленная Е. Г. Эткиндом. В предисловии к антологии ее составитель, в частности, замечал: «Русская школа поэтического перевода основана на утверждении: непереводимость отдельных языковых элементов безусловна, но столь же безусловна переводимость поэтического произведения как целого, как словесно-художественной системы».
Научная, художественная и просветительская деятельность Е. Г. Эткинда сыграла значительную роль для многих, кто занимается переводом поэзии, в том числе для переводчика этой книги, который с благодарностью посвящает ее памяти своего учителя.
Михаил Яснов
PREMIÈRES POÉSIES
Ранние стихотворения
(1896―1910)
POÉMES DE LA JEUNESSE
Юношеские стихотворения
Au ciel
О ciel, vétéran vêtu de défroques,
Après cinq mille ans tu nous sers encor,
Les nuages sont les trous de tes loques
Le grand soleil est ta médaille d'or!
Contemplant toujours les mondes baroques,
N'es-tu pas lassé du banal décor?
О ciel, vétéran vêtu de défroques!
Après cinq mille ans tu nous sers encor,
Parfois là-haut tu dois rire de nous,
Qui gesticulons, poussons des cris rauques
Qui prions et nous traînons à genoux
Pour avoir la gloire ou d'autres breloques?
О ciel, vétéran vêtu de défroques!
Небо[1]
О небо, ветеран в одних обносках,
Ты служишь нам уже пять тысяч лет,
Лохмотья туч торчат из дыр сиротских,
Но солнце — орден, знак твоих побед.
Глядишь на земли — что, не скучен лоск их
Банальных декораций, пошлый свет?
О небо, ветеран в одних обносках,
Ты служишь нам уже пять тысяч лет.
Тебе, должно быть, весело вверху
От наших криков, жалоб, жестов броских:
Тщеславье и другую шелуху
Ты видишь в душах, низменных и плоских…
О небо, ветеран в одних обносках!
Моrt de Pan
Flore et le chaud Phébus revenaient sur la terre,
Toujours les flots grondants se brisaient sur Cythère,
Et la blonde Vénus, adorée en ces lieux,
Dans son temple écoutait le chant des hymnes pieux.
L'Olympe s'emplissait. Le Maître du tonnerre
Mandait tous ses enfants qui venaient vers leur père.
Une étrange terreur était alors aux cieux;
Les puissants immortels étaient devenus vieux.
Mais tout à coup le ciel s'abîme dans l'espace,
Et la race divine en un instant trépasse,
Cependant qu'une voix crie au monde confus:
«Jésus va naître enfin et son règne commence;
U naît pauvre à Bethléem; son royaume est immense:
Pan! le Grand Pan est mort et les dieux ne sont plus!»
Смерть Пана[2]
С небес вернулся Феб; пора на отдых Флоре;
К Цитере[3] ластилось раскатистое море,
И белокурая пособница страстей
Венера слушала, как гимн слагают ей.
Олимп наполнился. Но Громовержец вскоре
Обеспокоенно возвысил голос в хоре —
Он перепуганных зовет своих детей:
Грозит бессмертным смерть, грядет исход их дней!
И небо вздрогнуло от слухов непривычных,
И пробил смертный час для всех богов античных,
И чей-то крик взлетел до самых облаков:
«Родился Иисус! Его настало время!
Бессмертен только он, рожденный в Вифлееме!
Пан умер! Умер Пан! И больше нет богов!»
Aurore d'hiver
L'Aurore adolescente
Qui songe au soleil d'or,
— Un soleil d'hiver sans flammes éclatantes
Enchanté par les fées qui jouent sous les cieux morts, —
L'Aurore adolescente
Monte peu à peu
Si doucement qu'on peut
Voir grelottante
Rosir l'aurore pénétrée
De la fraîcheur de la dernière vêprée.
Et le soleil terne, enchanté,
Se montre enfm, sans vie,
Sans clarté,
Car les fées d'hiver les lui ont ravies,
Et l'aurore joyeuse
Heureuse,
Meurt
Tout en pleurs
Dans le ciel étonné
Quasi honteuse
D'être mère d'un soleil mort-né.
Зимняя заря[4]
Заря-юница,
О солнце грезящая, лишь о нем одном, —
А зимнее светило чуть искрится,
Как замороженное, в небе ледяном —
Заря-юница
Разгоняет мрак
Так медленно, что можно видеть, как
Она от холода багрится,
И утренник ознобом обдает
Еще не пробужденный небосвод.
И вот
На свет выходит тусклое созданье,
Как будто зимних фей печальный хоровод
Похитил у него сиянье.
И юная заря,
Еще горя,
Но слезы утирая,
Теряет краски, умирая
На небе декабря,
Которое, стыдясь, глядит уныло
На им рожденное, но мертвое светило.
STAVELOT
Ставло
L'amour
L'anneau se met à l'annulaire
Après le baiser des aveux
Ce que nos lèvres murmurèrent
Est dans l'anneau des annulaires
Mets des roses dans tes cheveux
Любовь
Кольцо на пальце безымянном
За поцелуем шепот грез
Вся страсть признания дана нам
В кольце на пальце безымянном
Вколи в прическу пламя роз
* * * (S'en est allée l'amante…)
S'en est allée l'amante
Au village voisin malgré la pluie
Sans son amant s'en est allée l'amante
Pour danser avec un autre que lui
Les femmes mentent mentent
* * *(Улетела моя щебетунья…)
Улетела моя щебетунья
От меня под дождем проливным
В городок по соседству улетела моя щебетунья
Чтобы там танцевать с другим
Что ни женщина лгунья лгунья.
* * *(Je ne sais plus ni si je l'aime…)
Je ne sais plus ni si je l'aime
Ni si l'hiver sait mon péché
Le ciel est un manteau de Iaine
Et mes amours s'étant cachs
Périssent d'amour en moi-même
* * *(Люблю ли я ее не знаю…)
Люблю ли я ее не знаю
Простит ли мне зима грехи
На небе шуба дождевая
Любови прячутся тихи
И гибнут от Любви сгорая
Acousmate
J'entends parfois une voix quiète d'absente
Dire de petits mots
Qui font que j'aimerai chaque douleur présente
Et tout l'espoir des prochains maux
Mots finissant en el comme le nom des anges
О puérilités
Le ciel que l'on médite et le miel que l'on mange
Fraîcheur du miel ô ciel d'été
Отзвук
Напев коротких слов призыв из тихой дали
Порой ловлю впотьмах
Он мне любовь дарит в сегодняшней печали
Надежду в завтрашних скорбях
Слова где «эль» в конце как отзвук небосвода[5]
О простота
Трель вдумчивых небес хмель вожделенный меда
Как хмель душист как трель чиста
Le bon sommeil
